Литературные страницы

Этот раздел форума посвящен исключительно творчеству наших горожан. Здесь можно размещать свои стихи, песни, рассказы, и т. д.

Городская администрация объявляет к Дню города Литературный конкурс на лучшее литературное произведение на любую тему.
Участнику совсем не обязательно проживать в городе Верхняя Пышма

Условие конкурса: все произведения должны быть опубликованы именно на этом форуме до 16 ноября включительно.

Победителя ждут призы

Я паэт зовуся пупкин
люблю девак в миниюбке

У меня есть одно из любимых стихов:

ПИР ПЕТРА ПЕРВОГО

Над Невою резво вьются
Флаги пестрые судов;
Звучно с лодок раздаются
Песни дружные гребцов;
В царском доме пир веселый;
Речь гостей хмельна, шумна;
И Нева пальбой тяжелой
Далеко потрясена.

Что пирует царь великий
В Питербурге-городке?
Отчего пальба и клики
И эскадра на реке?
Озарен ли честью новой
Русской штык иль русской флаг?
Побежден ли швед суровый?
Мира ль просит грозный враг?

Иль в отъятый край у шведа
Прибыл Брантов утлый бот,
И пошел навстречу деда
Всей семьей наш юный флот,
И воинственные внуки
Стали в строй пред стариком,
И раздался в честь Науки
Песен хор и пушек гром?

Годовщину ли Полтавы
Торжествует государь,
День, как жизнь своей державы
Спас от Карла русский царь?
Родила ль Екатерина?
Именинница ль она,
Чудотворца-исполина
Чернобровая жена?

Нет! Он с подданным мирится;
Виноватому вину
Отпуская, веселится;
Кружку пенит с ним одну;
И в чело его цалует,
Светел сердцем и лицом;
И прощенье торжествует,
Как победу над врагом.

Оттого-то шум и клики
В Питербурге-городке,
И пальба и гром музыки
И эскадра на реке;
Оттого-то в час веселый
Чаша царская полна,
И Нева пальбой тяжелой
Далеко потрясена.

Я поэт Василий пупкин
от меня вам низабутки

Масок разноцветных хоровод
На бал приглашён я один
Осенний стрелок перевод
Стучит в окна Ноябрь господин
До коли мне ждать ответа
Хочу знать я немедля
Помоги мне старушка, дай совета,
Не ужели любви не сыскать мне до лета.

Любимый стих

И не слуга,и не король

И не слуга,и не король
владений замкнутого мира,
я отрицательный герой
в путах казенного мундира.

Приговорен к лишенью лет
за отклонения от нормы -
живу,не видя белый свет,
и созерцаю стражи форму.

Я отделен от суеты,
но ум все бредит суетою -
и зрит,по правилам борьбы,
не под себя,а над собою.

Томимый стенами тюрьмы,
он мыслью рвется на свободу
и шлет мне сказочные сны
про материальную природу.

От этих снов схожу с ума,
расколот мозг наполовину,
везде преследуют меня
ума сошедшего картины.

Одна из них,из половин,
погрязла намертво в трясине
безумства призрачных витрин,
во лжи,злодействе и мякине.

Другая же,как солнца луч
в темнейший час пронзивший небо,
мне освещает дверь и ключ
в страну,где я ни разу не был.

Она близка,да вот беда,
гнетет проблема с визой -
мешают сверху облака,
земля мешает снизу!

И много прочего еще
снаружи и внутри
мне не дает поднять крыло
по курсу той страны.

Все впереди и позади
покрыто густо облаками.
Везде,куда бы не иди,
земля магнитит под ногами.

И не слуга,и не король -
в чужой ввязался хоровод ...
Мне облака,вкупе с землей,
к спасенью преграждают ход.

я поэт Василий Пупкин
у меня крутые шутки

Позвольте мне сделать небоьшое лирическое вступление. Эта песня появилась на нашем студенческом курсе, когда мы уже успешно сдали теологию и стали учить философию. От брожения такого наложения двух разных пластов на наши умы и родилась эта песенка. Тогда её распевали треть студентов нашего курса. Специально для Веры Серафимовны Лебединской, я нашёл один из её вариантов, чтобы она могла с улыбкой вспомнить о своих однокурсниках

Марш Падших Рыцарей

На всём протяжение дней,
Людская мысль проста
В душе своей,
они чтут сильней
Маммону, а не Христа

И люди идут на убой,
Не даром душа их гниёт
Нас с Небом на бой,
ведёт за собой
Прославленный Астарот

Не ведая, что будет так,
Наш выбор от века решён
Подняв чёрный стяг,
раскинувши мрак
грозит Небесам Аббадон

Кто вздумает нам помешать,
Познает тот муки и тьму
Нельзя убежать,
Нельзя устоять
Когда Мерезин шлёт чуму

У Ангелов пусть ярок свет,
Но наша сиятельней цель
Их с вами нет
И вам привет
С улыбкою шлёт Азазель

Пускай же трус элохим
Сбежит в небеса от людей
Мы делом своим
Встаём ближе к ним,
Как мудрый сказал Асмодей.

Не хочешь, так ты нам не верь
но злобой ты душу сломал
И вот теперь
Ты как лютый зверь.
с цепи спустит лишь Велиал.

И ложная святость падёт
Едва с Падшим ввяжешся в спор
Из тлена встаёт
Неверия оплот
Прекрасная Бельфегор

И Ангелы дрогнув в раю
Не выйдут из облачных сфер
Коль силу свою
Покажет в бою
Наш падший принц Люцифер

ПСИХОПАТКА


Лил дождь. Не то, чтобы совсем уж «как из ведра», но дворники едва успевали справиться с потоком.

Захар размышлял – ехать дальше или все-таки остановиться. В Майкопе по расчетам он должен был быть еще час назад, но Захар проспал. Он гнал из Москвы без напарника почти двое суток, простыл на холодном осеннем ветру, к вечеру поднялась температура. Захар купил в аптеке лекарств, выпил их на ночь и вырубился почти на шестнадцать часов. Надо было остановиться и переждать дождь. И хотя видимость дороги была приличной, вести машину по скользкой дороге по горному серпантину в здравом уме вряд ли кто стал бы. Но до Майкопа оставалось не так далеко.
Но Захар не первый год крутил баранку. К тому же дождь вроде пошел на убыль.

… Фары выхватили у обочины одинокую фигуру, выкинувшую руку в энергиччном голосующем жесте автостопщика.
Захар затормозил. Вообще-то червячок беспокойства шевельнулся в душе. Он не подбирал никого на территории Адыгеи. Не то, чтобы у него были какие-то особые предубеждения против лиц кавказской национальности, но истории всякие ходили. Тем не менее, осенью бросить человека мокнуть на дороге Захару не позволяла совесть. Но он открыл дверцу кабины.
— До Майкопа по дороге? — на него глянула промокшая до нитки женщина в спортивной куртке.
— По дороге. Садись давай… только обувь сними, у меня тут ковер постелен.
Она села в машину. Захар покосился на женщину и прибавил мощности печки.
— Куртку можешь снять и повесить сзади, там крючок есть. Свитер дать?
— Спасибо. Не надо.
— И куда ты в такую погоду едешь?
— Я же сказала. А вот почему ты едешь в такую погоду? Не проще ли переждать дождь? В горах может быть опасно.
— Я не первый год за рулем. Все будет в порядке. Да и дождь стихает.
— До этого была неделя дождей. Горные реки полны. Останови машину. Пережди немного
— Я должен быть в Майкопе. Тут осталось пару часов пути.
— Останови машину. Немедленно!
— Да ты чего? — он не рассердился, просто удивился. — Сиди. Грейся. Хочешь кофе сделаю? Да не бойся ты. Не буду я приставать!
— Мне надо сойти. Срочно. Останови машину!
— Да ты только что села.
— Мне надо выйти! Немедленно. Останови! А то я выпрыгну прямо сейчас!
Женщина открыла дверцу машины прямо на ходу.
— Я прыгну. Немедленно останови машину!
— Психопатка что ли? — Захар не на шутку обеспокоился. — Закрой двери и скажи спасибо, что я тебя подобрал.
— Останови! Я прыгаю, — Она уже стояла на подножке распахнутой дверцы. И в её глазах была такая отчаянная решимость, что Захар испугался.
— Жми на тормоза! Быстро! — резко приказала она
— Тварь, лезь обратно! — Захар выругался.
— Прыгаю!

Еще секунду назад она была в дверном проеме, но внезапно исчезла, а справа, с её стороны – обрыв.
Захар вдавил педаль в пол. На скользкой дороге фуру повело, машину развернуло резко, она врезалась в дерево на краю встречной полосы. Кузов развернуло поперек дороги. Колесо сбило столбик бетонного ограждения.
Захар в ужасе замер. Фура стояла поперек дороги – не вперед податься, ни назад н сдать – вся дорога перекрыта. В уме Захар пытался просчитать убытки внезапной аварии. Сможет ли он кому-то доказать, что причина аварии – ненормальная психопатка, которую он посадил из жалости. Кабина помята, развернуть фуру без специальной техники на этом участке дороги просто невозможно. Еще и труп на него повесят. Доказывай потом в милиции, что не он её из машины вышвырнул. Кстати, где она?

Захар выскочил из кабинки, злой, напуганный. Ненависть мешалась с бешенством. Да где же она?
Дорога была пуста. Неужели улетела с обрыва?
Захар бросился вдоль дороги, вглядываясь вниз за бетонные столбики ограждения. Вниз – скалы, поросшие редкими, корявыми южными деревьями. Нигде и следа недавней попутчицы, которая только что спровоцировала аварию, за которую ему вовек не расплатиться. Захар пробежал вдоль заграждения метров сто назад по дороге, когда грохот позади заставил его обернуться. Сверху, с гор, сшибая все на своем пути, несся селевой поток. Камни, деревья, грязь – все устремилось вниз. Несколько секунд, и поток накрыл собой фуру, стоящую поперек дороги. Сила потока была столь велика, что тяжелая многотонная машина медленно поползла вниз на глазах пораженного Захара.
Еще немного, и фуру снесло в обрыв селевым потоком.
Захар бежал… Он бежал так, как не бегал еще никогда, убегая от смерти, что несла с собой лавина грязи.


МЧС подобрали его спустя сутки на уступе скалы, под которой разлилась жидким потоком грязь. Он был продрогший, с температурой около тридцати девяти и совершенно седой… Когда его грузили в машину, он твердил, что с обрыва упала женщина. МЧС несколько дней искали её тело, но не нашли, решили, что Захар бредил в жару. Немудрено - он почти месяц пролежал потом в больнице с двусторонней пневмонией.
[center]

КОПЕЙКА.

На панели под оргстеклом были разные монеты – современные иностранные, попадались и старинные. Монет было много, собраны они были хаотично, без определенной системы
— Нравится? — спросил Володька, включая радио.

Он был молодой шофёр, очень общительный. За весь проделанный путь он почти не сомкнул рта. Он рассказал о себе все, наверное, начиная с того периода, как в детском садике красил кошку зеленой гуашью, и заканчивая свадьбой с девушкой Никой, на которую он едва не опоздал, возвращаясь из рейса. Правда, к пяти утра он уже с трудом ворочал языком и, похоже, засыпал на ходу.
Попутчица просила его отдохнуть, встать на стоянку.

— И рад бы, да не могу. Сроки поджимают. Хозяин пробакланил с поставками, а простой фирме в копеечку влетит. Да тут не далеко. Зато премию обещали, если поставки вовремя пройдут. А нам с Никой деньги нужны очень. Ипотеку задумали брать. Никины родители сад продали, у нас на первый взнос теперь деньги есть, так выплачивать, знаешь, какие суммы придется?
— А какой толк будет от этой ипотеки твоей жене, если ты сейчас за рулём уснешь и во что-нибудь врежешься?
— Не-е-е, — он широко улыбнулся, а потом неожиданно зевнул. — Спать мне нельзя. Я тебя поэтому и подобрал на трассе. Зимой мало кто стопом ездит у нас в Сибири. Холодно. Попутчики редко попадаются. Но зато ночь-то почти и пролетела…
— Эти монеты… Ты — нумизмат?
— Да не то, чтобы я прямо фанатик. Хотя тут самые простые монеты, дома у меня коллекция побольше. И экземпляры посерьезнее есть. Это с детства увлечение. Потому что мой род, можно сказать, с копейки начат.
— С копейки?
— Ну, эта такая фамильная байка. Вранье наверное, но занятно, — Володька оживился. — Мои предки из крепостных были. В Екатеринбурге жили. Слыхала про такой город на Урале? Моего предка как-то барин сек за что-то, а в тот день у него поп какой-то гостил и в честь праздника какого-то церковного попросил холопа простить. Барин простил, на девке дворовой женил, да еще и копейку в приданое дал ей. Вот. Это еще при Екатерининских временах было… Это которая Екатерина Первая была, а не Вторая. А копейки тогда в Екатеринбурге квадратные делали из меди на Монетном Дворе. Сейчас по полтора миллиона-два каждая такая стоит! Я вот с детства слышал еще от прабабки эту историю. Все хотел квадратную копейку найти. Так и повелось. Что стал мелочь собирать
— А предка как звали? — попутчица неожиданно повернулась к Володьке, внимательно на него глядя.
— Слушай, где-то у бабки в тетрадке записано было это все, я не помню точно. Не то Афанасий. Не то Артамон… на «А» что-то. А вот Копейкиными мы как раз с той поры и стали… Я-то сейчас Васильев, а вот мамка фамилию меняла. А так пацаны у нас в роду одни шли… И все Копейкины. И почему-то все мы рыжие. Я почему-то себе этого предка в детстве всегда рыжим представлял.
— Нет.. Ему тогда лет тридцать было, а волосы русые, редкие и с проседью — вдруг сказала попутчица задумчиво, словно припоминая что-то. — Двух передних зубов не было, он их в драке еще по молодости потерял – камнем выбили. И болтливый был, страсть. Прямо как ты… Звали его в самом деле Афонькой. А началось все, когда рано поутру он как раз из деревни в Екатеринбург ехал. И сани хозяйские были там, и лошаденка хозяйская. Шкуры ему оброком отдал приказчик, надо было в городе кожевнику передать для выделки и перед барином отчитаться.
— Ух ты! — восхитился Володька. — А ты книжки случайно не пишешь?
— Пишу. Но не книжки… иногда так, заметки путевые. — улыбнулась попутчица.
— У тебя хорошо выходит. — засмеялся Володька. — Попробуй писать книжки… Так, значит это был Афанасий?
— Да-да. И дело было в марте 1726 года, когда в Екатеринбурге шло освящение храма Святой Екатерины.
— Тебе точно книжки писать надо! — Володька причмокнул и даже перестал зевать. — ты и историю неплохо знаешь. Подробности такие!
— Афоня собрался еще затемно, хотя его предупреждали, что лучше ехать, когда рассветет. В окрестностях ватага разбойничья объявилась из беглых крепостных. Всякое про них рассказывали. Грабили обозы, людей убивали, девок насильничали и тоже убивали по большему счету. Но Афоня крепкий мужичок был и не из трусливых, да и торопился он – хотел как раз на церковный праздник глянуть. Там крестных ход намечался. В те времена развлечений больше и не было никаких. Еще и погода стояла такая – оттепели длительные. Ночью еще подмораживало, а днем была такая распутица, что лошади тяжело было сани тащить. А как раз в деревне в сани к Афоне бабёнка какая-то напросилась – тоже в город собиралась, на паперти посидеть. Не то нищая, не то побирушка, откуда и когда забрела в деревню, Афоня не знал. Но мужичок он был добрый, подсадил попутчицу. Так и выехали вдвоем по темноте.
— Это что же, моя бабка будущая была что ли? — Володька почесал переносицу, держа руль одной рукой.
— Нет, попутчица случайная.
— А она при чем?
— А где-то в середине пути отпросилась она до кустов. Как раз уже светало почти. Афоня кивнул – пусть идет. Только бабенка в кусты шмыг и… нет её. Где-то отдаленно волки воют… и через некоторое время слышит Афоня из лесу женский крик. Он топор схватил и в лес. Так и есть… рядом с женскими следами – волчьи… да много так… И крик где-то далече. И по колено утопая в сугробах. бросился Афоня с топором бабенку спасать от волков. Где-то крики в стороне и все вроде бы удаляются. И дальше и дальше, словно от дороги Афоню уводят. Выскочил Афоня на полянку, а там в самом деле волки… На нищенку напали, подол юбки рвут. Она от них вроде палкой отбивается… В общем, бросился Афоня на волков… те порычали на него, особенно вожак… а потом как по команде в лес ушли. Нищенка лежит, не жива, ни мертва… кровь на снегу – вроде ногу ей распорол хищник. Ну не бросать же. Афоня лапника нарубил – на ветках выволакивал на дорогу… А на дороге ни телеги, ни лошаденки барской… ничего…
— Чего-то грустно ты как-то рассказываешь. Да и вранье это. Как это волки отступили? Они же в марте голодные. Они бы и топора не побоялись. Нестыковочка нарисовалась… И что эта баба так в лес далеко убежала, близко кустов что ли не было? А в целом мне нравится. Рассказываешь, будто сама там была. Только не понимаю, какое отношение это все имеет к свадьбе этого Афони на моей пра-пра-пра-прабабке…
— А вот за пропажу барской телеги его и секли нещадно Афоню.Он только к ночи добрался до барина.
— А бомжичка эта что? Безнаказанной осталась?
— Ну, по дороге в себя пришла. Выслушала все, что Афоня о ней думает на лаконично-ругательном русском языке. Поковыляла за Афоней до города, за Афоню заступалась. Но ей тоже досталось. Впрочем, что брать с убогой? А Афоню секли сильно. И в самом деле за него заступился батюшка из церкви - Феодосий Васильевич его звали. Укорил барина, что праздник на дворе – церковь освящали. Милосерднее быть надо… В общем, Афоню помиловали, в конюшне отлеживаться бросили. Только там дочка конюха, Матрёна, стала его выхадживать – в кровь избитую спину врачевала. Матрена красивая была – высокая, статная, коса пшеничная с кулак толщиной. Она Афоню пожалела, выхаживая. Так и полюбила .
— А копейка откуда взялась в этой истории?
— А её в самом деле барин пожаловал в приданое, когда крепостных своих венчал. И, кстати, Афоня копейку берег сильно. Даже когда туго приходилось.
— Почему? — Володька уже не думал про сон.
— Считал, что с копейкой в жизнь его счастье пришло. Самая красивая девка на дворе барина его полюбила. Он о ней и мечтать не смел раньше. А вон как обернулось всё... Афоня с Матрёной прожили душа в душу почти десять лет.
— Так мало?
— Матрена умерла от родильной горячки, произведя на свет четвертого ребенка. Но эти десять лет были для Афони самыми счастливыми в его жизни. И детей поднял, и внуков воспитывал. Ты же его пра-пра-пра-пра-правнук.
— Ты хочешь сказать, что не было бы счастья, да несчастье помогло? — Володька остановился на светофоре, въехав на окраину города.
— Никогда не знаешь, под каким видом приходит счастье. Иногда – через большое несчастье и страдание. Но вот ты и приехал… рассвело.
— Спасибо. Развлекла своей сказкой. Хорошо вышло. Я даже спать расхотел… А то знаешь. как бывает на трассе… Засыпают, потом аварии…
— Знаю… очень хорошо… но мне пора. Спасибо, что подвез, Володя. Останови тут на остановке.

Незнакомка открыла дверцу, взяла рюкзак

— Ах да… Хочу тебе подарок небольшой сделать. Дай руку.

Володька недоуменно протянул ладонь. Женщина накрыла её своей. В ладонь опустилось что-то холодное.
— Счастливого пути, Копейкин! Сдавай свой товар и спать! Ты своей Нике живой и здоровый нужен! — женщина отпрянула, выскочила из машины, Выдернула ЗА собой рюкзак.
— Давай, счастливо. — Володька кивнул, и взглянул на ладонь.

На ладони лежала потемневшая от времени медная квадратная монета с надписью «1 копейка 1726 года, ЕКАТЕРIБУРХ»
Еще не веря своим глазам, Володька перевернул монету. На обратной стороне было клеймо «ПР-ГА».

— Очешуеть! — выдохнул Володька, проворачивая в руках монетку.
Он высунулся из кабины. У него было много вопросов. Но его попутчица уже перешла дорогу, тормознув легковую на встречке.
— Подождите… Откуда? — крикнул Володька. — Это же… это не шутка? И вы куда? Обратно?!

Незнакомая попутчица махнула рукой, улыбнулась
— Это тебе от меня на память! А мне пора снова на трассу!
— А вы разве не в Тверь ехали?

Незнакомка не ответила, улыбнулась, села в легковую. Машина поехала в обратном направлении...

Вера,прекрасные рассказы,особенно второй понравился

"Да-да. И дело было в марте 1926 года." дату нужно исправить в марте 1926 уже Советская власть была

Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.
Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?
За дверью бессмысленно всё, особенно — возглас счастья.
Только в уборную — и сразу же возвращайся.

О, не выходи из комнаты, не вызывай мотора.
Потому что пространство сделано из коридора
и кончается счётчиком. А если войдёт живая
милка, пасть разевая, выгони не раздевая.

Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло.
Что интересней на свете стены и стула?
Зачем выходить оттуда, куда вернёшься вечером
таким же, каким ты был, тем более — изувеченным?

О, не выходи из комнаты. Танцуй, поймав, боссанову
в пальто на голое тело, в туфлях на босу ногу.
В прихожей пахнет капустой и мазью лыжной.
Ты написал много букв; ещё одна будет лишней.

Не выходи из комнаты. О, пускай только комната
догадывается, как ты выглядишь. И вообще инкогнито
эрго сум, как заметила форме в сердцах субстанция.
Не выходи из комнаты! На улице, чай, не Франция.

Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были.
Не выходи из комнаты! То есть дай волю мебели,
слейся лицом с обоями. Запрись и забаррикадируйся
шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса.

Иосиф Бродский
[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть эту ссылку]


____________________________________________________________________________

В небе плывут киты.
Что? Неужели ты их не видела? Ни разу?
Что ж, значит, для тебя небеса пусты...

Плывут там, между молний и гроз,
Или просто над облаками.
Не смотри на меня так, я всерьёз.

А.С.
[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть эту ссылку]


___________________________________________________________________________
Светлой проседью будней
Стремглав обернутся
Не учуять тепла
Не заснувши, проснуться

Под раскрытым крылом
Знаки свыше находятся
Свет лежит за окном
Но пути не расходятся

Возникает и держит
Вновь остывшие руки
Ничего не могу
Изнутри перестуки

Удержу, не отдам
Нет цены небосводу
И материя дней
Канет под воду
.
[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть эту ссылку]

ДТП


— Один балл не добрала! — Шурочка готова была разрыдаться. — Один балл! Черт, как же я не хочу в свою дыру возвращаться! Сил нет жить в моем тухлом городе. Наташка, что делать?
Наташа стояла рядом и задумчиво наматывала на палец локон. Она тоже не поступила.

Перспектива идти в общежитие, предоставленная абитуриентам, собирать вещи, потом идти на вокзал, покупая билеты была не самая блестящая. Как сказать маме, что все те деньги, что мама заботливо весь год собирала на то, чтобы дочь могла учиться в столичном ВУЗе, полетели в трубу? Мама была больна, жили они вдвоем на пенсию, которую получала мама по инвалидности и на сумму от тех заказов, которые она делала на дому. Откладывали на поездку буквально каждый рубль последние два года.
«Наташа, ты только учись, — говорила мама. — Я в свое время институт бросила, потом жалела. Все получится, ты только верь!»
Наташа все провалила. А на платном учиться денег у неё не было.

— Бли-ин… Собираться и… домой… — в глазах Шурочки уже блестели слезы обиженного ребенка.
Шурочка сама была как ребенок – миниатюрная брюнетка с точеным личиком, на котором выделялись, огромные карие глаза.
Наташа – соседка по комнате, которую девочки делили во время поступления, была совсем другой – немного угловатая, высокая девушка с задумчивыми миндалевидными глазами. Она невольно привлекала к себе взгляды спокойной и выразительной красотой.
Рядом плясали от счастья девчонки из группы, имя которых было в списках поступивших.

— Нет, Наташка… тут все куплено давно! А мне говорили, говорили об этом сразу. Я дура, просто дура… и столько денег еще на репетитора грохнули. Да лучше бы я за этот год в Турцию на эти деньги съездила!

— Девочки, какие-то проблемы? — к ним подошел незнакомый молодой человек, красивый и обаятельный, словно сошедший со страницы модного журнала
— Нет никаких проблем, — отмахнулась Наташа.
— Не поступили? — он вздохнул.
— Не поступили, — хмуро сказала Шурочка.
— Слушайте, девчонки… Вот моя визитка. Меня Максим зовут. Мы с нашим агентством помогаем людям с трудоустройством. Лгать не буду – нас интересуют красивые молодые девушки, которые готовы работать на свою карьеру и зарабатывать хорошие деньги. Нужны официантки, хостес, есть у нас и связи с модельными агентствами… еще вот сейчас киностудия массовку набирает. Главных ролей не обещаю, для этого вам ВГИК окончить надо, а в массовке помелькать тоже можно.В общем, огромный набор вакансий. Все солидно, девочки, трудоустройство официальное.
— Да врете вы все, — хамовато сказала Шурочка.
— Лгать не выгодно. В современном мире требуются красивые и яркие девушки. Вы – симпатичные девчонки. Я вам помогу, и я даже не скрываю, что какой-то процент прибыли я от этого получу. За то у вас такой шанс есть великий – остаться в Москве, зажечь свою собственную звезду. Вы же за этим сюда и приехали, чтобы покорить столицу?
— Нас не интересует ваше предложение, — мягко сказала Наташа.
— Девочки… Я понимаю, что вы расстроены. Но вот моя визитка. Меня зовут Максим. На визитке есть адрес сайта – все солидно, у нас огромная база вакансий со всех уголков Москвы. Мы просто помогаем красивым девушкам стать истинным достоинством и украшением нашей столицы. Вон видите ту девочку на рекламной афише?

Наташа и Шурочка невольно обернулись в сторону рекламного плаката, на котором улыбалась симпатичная барбиобразная блондинка

— Это Ленка Федорова. Два года назад она, как и вы, не поступила… а приехала… вот уже и не вспомню… не то из Минусинска, не то из Магнитогорска. Сейчас она фотомодель. А была знаете какая? Кофточка на ней еще бабушкина, юбка какая-то кособокая… Зато какую карьеру делает. Ведущая модель! И я лично горжусь, что помог Лене. Так что вот мои визитки. Звоните если надо. Я ни на чем не настаиваю… тут дело ваше, решение ваше. Я уже раздал около полусотни визиток за сегодня. Кто знает, может я новые звезды открою…

У него зазвонил мобильник.

— Чего? Фотограф свободен? И где я ему моделей сейчас возьму? Ну я понимаю, арендована студия на два часа, я же этого не знал… Позвони Ленке или Алевтине. Не могут? Тьфу! — он прикрыл трубку рукой. — Девчонки, ну тут просто уникальный шанс… Сегодня сам Зверев свободен – он фотограф один из лучший в элитных кругах… У него простой в студии! Хотите попробовать себя в качестве моделей? Прямо сейчас? Такого шанса просто может больше не быть. Ехать недалеко – буквально два квартала…

— Да мы как-то не модели, — девушки переглянулись.
— Да вы попробуйте только. Зверев он талант за весту чувствует. Просто попробуете. Не понравится – уйдете. Что, не сможете сказать «чиз» в сторону фотокамеры? Ну, девушки… вы же такие хорошенькие! От меня ответа ждут… Решайтесь! Такая редкая удача может раз в жизни случиться. Зверев – это же богема, его вся Москва знает. Ну?
— Вообще можно попробовать, — с сомнением произнесла Шурочка.
— Не надо, Шур, — прошептала Наташа.
— Давай, видела же – у них сайт есть. все солидно… Визитки тоже приличные, — зашептала Шурочка и, не дожидаясь решения Наташи добавила: — Мы согласны!
— Ладно. Все, — он убрал ладонь с трубки и закричал в неё. — У меня есть две красивые фотомодели… Тебе точно понравятся! Выезжаем… девушки, тут не далеко. И не переживайте – центр города, уйдете в любой момент.

… У него была красивая машина. Наташа еще никогда в таких машинах не сидела, да и в иномарках совсем не разбиралась. Только что она была на грани катастрофы, а сейчас чувствовала себя Золушкой, которую на первый бал приглашает прекрасный и обаятельный принц.

— Наташа. Если что, мы сразу уйдем. Не задумываясь, — шептала Шурочка.
Девушки сели в машину, Максим — за руль.

Он медленно выезжал со стоянки.
— А этот ваш Зверев – он вообще кто? — спрашивала Шурочка.
— Фотограф. Его все знают. Ну, мы же имеем ввиду богему. — Максим обаятельно улыбнулся. — Знаете, сколько он открыл звезд модельного бизнеса? Я лгать не буду – у меня не столь наметанный глаз, как у него. Он может вас и смотреть не будет. Он как-то сразу отсеивает фотогеничных от нефотогеничных… Но вы мне кажетесь фантастически красивыми .у вас должно получиться!
Машина вывернула из переулка.

Бах! Толчок, машина дернулась и замерла.

— Вот ты черт! — выдохнула Шурочка.
— Тьфу! — Максим охнул. — Ты-то откуда взялась?
— Что случилось? — спросила Наташа, поднимая голову от сумочки, в которой она искала помаду.

Максим выскочил из машины.

— Тетка какая-то выскочила на машину, — холодея, произнесла Шурочка. — Кажется, мы её сбили.
Обе выскочили из машины вслед за Максимом.

Женщина лежала на дороге перед машиной ничком. Из её сумки по дороге раскатились ярко-оранжевые апельсины...

Вокруг начинали скапливаться прохожие.
— Откуда ты взялась на мою голову? — Максим был бледен.

Прохожие останавливались. Женщина на асфальте не шевелилась
— Выскочила неизвестно откуда и через дорогу! — сказал гражданин в очках.
— Тут пешеходный переход! Водитель сам должен был быть внимательнее! — возразила бабушка с пекинессом.
— Скорую! Вызывайте скорую. И полицию! Срочно!
— Этого только не хватало, — Максим занервничал. — не надо скорую… Может быть все в порядке…
— Ты глаза разуй, слепошарый! Накупили тут иномарок, людей давят! Крутишь баранку. Так смотри в оба, — произнес молодой парень с пирсингом на губе.
Какая-то женщина склонилась над потерпевшей…

Толпа росла… Наташа и Шурочка стояли в стороне… Максим куда-то исчез. Когда и в какой именно момент это произошло, девушки так и не поняли.

Неожиданно женщина на асфальте пошевелилась. Приподнялась. У неё были ободраны руки и колени, ссадины на лбу.
— Вы лежите, лежите! Сейчас скорая приедет…
— Да я, кажется, в порядке, — потерпевшая села. У неё были порваны колготки. Толпа выдохнула.
— Руки, ноги целы? — спросили у неё.
— Да… со мной всё в порядке. Спасибо… Мне пора, я спешу…
— Подождите. Сейчас полиция и скорая будут.
— Нет, мне пора, — мягко сказала потерпевшая. Она прошла сквозь толпу, и люди почему-то пропустили её.
— Ненормальная , — все-таки сказала женщина с пекинессом, глядя вслед удаляющейся фигуре.

Когда подъехали скорая и полиция, на месте ДТП была куча свидетелей и Шурочка с Наташей, ждавшие возвращения исчезнувшего Максима. Так что им и пришлось объясняться с полицией

— Визитки этого Максима покажите, — попросил неожиданно следователь.
Девушки достали визитки.
— Смотри-ка… Сайт их, точно… Да и почерк знакомый… Эх, не поймали на этот раз, — следователь усмехнулся, размышляя о чем-то своем и рассматривая визитки
— А в чем дело? — спросила Наташа.
— Эх вы… провинция… Вот только без обид, ладно? Ходят тут такие «благодетели» вроде вашего Максима, собирают девочек, которые не поступили в институт. Тут целая порноиндустрия на этом построена. Э-эх, девчонки, вы сегодня чудом просто в этот капкан не попали. Но вам явно повезло сегодня. Куда только потерпевшая делась… Такое у людей бывает в состоянии шока – вскакивают и бегут куда-то, если в состоянии бегать…

Девушки растерянно переглянулись.
— Так Максим этот такой приличный был, — ошарашенно сказала Шурочка.
Следователь только покачал головой.
— Они все приличные. Очень. Только жизни ломают по-настоящему такой вот своей «помощью». Благодетели чертовы! Ладно… Оставьте ваши данные, подпишите вот тут… И будьте уже умней, девчонки, — посоветовал он им. — Если бы на всех подонках и негодяях было бы написано, что это – подонки и негодяи, насколько легче было бы жить.

Девушки переглянулись, виновато вздохнули.
— Мы можем идти?
— Идите… Нам еще машину отогнать на штаф-стоянку… будем надеяться, что этот Максим явится за ней… Если что, мы вам позвоним…

Уходя Наташа обернулась. Все было странно. Исчезнувший Максим , его машина, у которой толпились полицейские и рассыпанные по асфальту ярко-оранжевые апельсины.

ЯБЛОКИ БАБЫ ВАРИ.

Старушка лежала под образами – светлая, строгая , спокойная.
Батюшка прошел в комнату:
— Преставилась баба Варя? — спросил он негромко.

Василий Михайлович только кивнул. Потом сказал хрипло, доставая кошелек и выгребая оттуда пачку денег – пятисотки, тысячные, пятитысячные:
— Всё, что есть сейчас с собой… Не знаю, хватит ли этого. Доеду до точки, там еще перевод сделаю. Адрес только запишите с индексом… И похороните бабу Варю как полагается...
— А вы ей кто? — тихо спросила соседка, пожилая, грузная женщина. — Она одна на свете вроде была.
— Да никто… Яблоки у неё покупаю всегда, картошечку… когда этой дорогой еду, - сказал Василий Михайлович, а потом спросил: - Я яблочки соберу с яблонь?
— Да собирайте, собирайте… Кому они теперь нужны. Сгниют только, — вздохнула соседка. — А это не про вас она рассказывала, говоря, что вы её Ангел-хранитель на старости лет? Вас не Василий зовут? — улыбнулась соседка, и дождавшись утвердительного кивка, продолжила: — Она за ваше здравие в церкви молилась и свечи ставила всегда. Говорила, что вы, Васенька, в утешение ей под старость посланы. Она же все ваши приезды по календарику отмечала как праздники. Словно сына родного ждала… В этот раз не дождалась вот… А ведь еще утром я её видела, она половики выбивала. Уж старая, половички поднять тяжело, а готовилась к встрече…

Василий Михайлович расстегнул ворот рубахи, словно душно ему было, как-то неопределенно кивнул и быстро вышел.

Его случайная дорожная спутница нашла его в саду под яблоней. Он сидел на перевернутом ведре и рыдал. Сам уже пожилой, седой, весь в морщинах, Василий Михайлович сидел под яблоней, и плечи его сотряслись от беззвучного мужицкого плача… Она не стала его беспокоить, отошла к дальней яблоне и стала собирать яблоки в старую, полуразвалившуюся корзину.

… Они ехали молча. В кабине пахло яблоками. Три полных мешка были на спальном месте водителя. Василий Михайлович молчал, иногда глубоко вздыхал. Спутница тоже молчала. Мерно покачивалась под навигатором цепочка из алых значков донора – маленькие красные капельки с крестом и полумесяцем. В эту же цепочку были вплетены значки «Донор СССР» I, II, III степеней и значок «Почетный донор России».

Уже было темно, но Василий Михайлович проезжал одну стоянку за другой.
— Хочешь спать – иди на спальное место, — наконец сказал он. — Ужином накормить сейчас не могу, все деньги отдал. А так если что, яблоки ешь. И набери себе если надо, я скоро яблоки выгружу.
— Спасибо. Я не хочу…

Они въехали в очередной населенный пункт уже ночью. Фура остановилась у обочины перед перекрестком.

— Помоги мне яблоки выгрузить, — попросил Василий Михайлович спутницу.
Она помогла ему выгружать тяжелые мешки. Последний мешок был с прорехой, и почти половина яблоки рассыпалась по траве.
Василий Михайлович вздохнул, крякнул, обхватил мешок и взвалил его себе на плечо. Спутница Василия Михайловича достала из рюкзака полиэтиленовый пакет и стала собирать рассыпавшиеся яблоки, подсвечивая себе сотовым телефоном в траве.

Василий Михайлович относил яблоки к небольшому обшарпанному зданию. Там хрипло залаяли собаки. В окошке загорелся свет. Потом на крыльце появилась какая-то заспанная женщина, кутаясь в халат.
Собрав все яблоки, спутница Василия Михайловича донесла до крыльца пакет. Над дверью здания была табличка, тускло освещаемая засиженной мухами лампочкой, на ней значилось «Детский дом № 5».

— Это от Варвары Тимофеевны для детишек, — хмуро сказал Василий Михайлович. — Извините, что разбудил…
— Ох уж эта Варвара Тимофеевна ваша. Поклон от нас передавайте ей, — женщина в халате улыбнулась.
— Передам.
— Она сама хоть раз бы приехала сюда!
— Ну, далековато. Не молодая она уже. Я на обратном заеду. Вы обещали написать список размеров обуви для детей.
— А Варваре Тимофеевне не накладно будет? У нас все-таки шестнадцать деток! Это же какие деньги нужны, чтобы всех обуть?
— Ничего. Она хочет вам помочь – пусть помогает. Своих деток нет, так чужим поможет.
— И вам спасибо, Василий Михайлович.
— А меня-то за что благодарить? — он нахмурился. — Я так… довести да поднести чего. Это она все придумывает. Вы мне список дайте… ехать пора. Привезу обувку… И это… еще… она тут «Жигуль» свой продала… спрашивает, может компьютер вам надо?
— Ой, да что она! — всплеснула руками женщина. — Надо, конечно… но ведь прямо неудобно пенсионерку напрягать.
— Ей куда теперь деньги. На жизнь хватает…
— Ну, дай ей Бог здоровья! Сейчас принесу бумажку с размерами. Мы составили уже…

Пока она ходила, Василий Михайлович задумчиво курил на крыльце.
— Вот еще… рисунки для Варвары Тимофеевны. Дети по-другому отблагодарить не могут… Её красками и фломастерами нарисовано все, что она выслала.
— Она порадуется, — серьезно кивнул шофёр.
— А вам вот пирожков на дорогу. Холодные, правда. И компот в баночку налила. Не побрезгуйте.
— Спасибо, Таня.
— Вам спасибо! И Варваре Тимофеевне. Что бы мы без вас делали. Финансирование у нас в поселке сами знаете…
— Знаю… Ладно. Пора мне…

Они сели в машину. Некоторое время Василий Михайлович молча рассматривал детские рисунки.
— Можно мне тоже посмотреть? — спросила спутница дайвера.
Он протянул ей пачку. Умелые и не очень детские рисунки с корявыми и аккуратными подписями «Бабе Варе от Лены…Толика… Саши»

— Думешь, я хороший человек? — спросил внезапно Василий Михайлович, помолчал и добавил грустно: — Сволочь я. И не будет мне прощения ни на этом, ни на том свете… В 77-ом я работал на строительстве БАМа… Слыхала про такую стройку? Как раз сдавали в эксплуатацию линию Тынды... Встречался я тогда с Нинкой из Ташкента. Она у нас в медчасти работала. Не шибко красивой была, но все-таки первая моя женщина… А потом бес попутал, влюбился я в Марину Сергеевну, новую бухгалтершу. Нинку бросил, хотя она и плакала много, стал ухлёстывать за Мариной Сергеевной. А в неё Толик Новосельцев был влюблен… Я тогда подкараулил Толика по пьяни и нож в него всадил… Решил, что за любовь бороться надо… Но вычислили меня быстро… Дали мне тогда семь лет… отмотал на зоне срок… Вернулся… на работу не берут, пил много, воровал… А потом встретил Сашку Воробья, мы с ним как раз на БАМе пахали. Узнал, что Нинка моя тогда сына от меня родила. Гришей назвала… Но она потом уехала со стройки… Вроде куда-то в Подмосковье, а, может, в свой Ташкент... но я уже и не помнил… Да мне тогда и не до этого было. Я тогда сошелся с Любкой… наплевать мне было на Нинку и на сына… По жизни фортило на ворованном. Квартиру купил. Машину… А Любка меня бросила… Я опять в запой ушёл… Сколько пил – не помню даже… Помню просто, однажды протрезвел, стал бутылки выкидывать, а в мусорном ведре телеграмма сверху… От Нины… «Наш сын Гриша попал в аварию. Срочно нужна кровь четвертая отрицательная. Прилетай!» И адрес… кто из друзей получил, кто расписывался – я не помню даже… может и я сам… телеграмма недельной давности… А у меня в самом деле четвертая отрицательная… Редкая… Нинка знала, она же медсестрой у нас была… ну, думаю, может и в самом деле пора остепениться, сойтись с Ниной снова, она хорошая девушка была, сына воспитывать… Мечты такие розовые… Денег я на самолет нашел, — он надолго замолчал, только ходили на щеках желваки. — Я прилетел… они уже вернулись… с кладбища…
Он снова надолго замолчал…
— Своего сына я увидел на фотографии на могильном столбике только… Нина… я никогда не забуду её глаз… Никогда… Она сказала только одну фразу: «Ты же мог!» — он судорожно выдохнул. — Вот так… больше я её не видел… Теперь вот вся моя жизнь — это трасса… никакая… Ничего не хочу… ничего… И цели никакой не было… И вот шесть лет назад мотор заглох в деревушке, где баба Варя жила… Жара такая стояла. Бабка у дороги яблоками торговала. Я пить попросил… Бабуля хилая, ей ведро из колодца достать проблема… Соседи помогают. Ну, помог ей воды накачать… Она меня в дом пригласила к себе, уж не помню зачем… а на стене у неё – фотография… Толик Новосельцев… Старая БАМовская черно-белая фотография… он у неё сын единственный был… Меня как кипятком ошпарило…Я у неё все яблоки скупил тогда… хотя я с детства их не ем… Но это её единственная подработка к мизерной пенсии… Яблоки я выбросил по дороге… так и повелось… Я на трассе этой постоянно гоняю туда обратно… А с детдомом тоже вышла оказия… подвозил воспитательницу. У неё машина сломалась между посёлками… Вот и придумал потом, куда бабкины яблоки сбывать и картошку… Говорю, что от Варвары Тимофеевны. Пусть ей на том свете зачтется… Мне же прощения нет…
Он замолчал.

Машина подскочила на ухабе…
Дернулась и замоталась цепочка из донорских значков.

Свобода.

Ветер в волосах - переплетается с ними как ленты в косы. Умывает лицо тёплыми свежими струями. Я лечу. Подо мной каурый конь. Как единое целое несёмся мы через поля и луга. Сквозь душистый аромат трав и цветов. Навстречу горизонту.

Не слышно стрекот сверчков и кузнечиков, жужание пчёл - только ветер, да топот копыт отдаются в сердце музыкой. Радость - почти что детская - хлещет через край.

А потом мы останавливаемся, я спрыгиваю и заваливаюсь в высокую траву. Конь делает то же самое. И так мы валяемся к верху ногами. Вдыхаем полной грудью раскалённый солнцем душистый исцеляющий аромат цветов и трав.

Я наслаждаюсь ласковым солнышком, конь щиплет траву. Я дремлю. Идём к ручью. Вода холодная и прозрачная - виден каждый камешек, каждая песчинка на дне. Жадно глотаем эту чистую холодную влагу и идём дальше. Купаемся в речке. Опять валяемся в траве. Разглядываем облака. Они неспешно ползут по небу, принимая причудливые формы.

Конь начинает топтаться на месте, высоко подгибая ноги, тычется мне в лицо носом - не может больше стоять на месте. И опять мы несёмся галопом. Навстречу ветру и клонящемуся к закату солнцу над горизонтом.

Не сбавляя скорости пересекаем мелкую речушку, высоко поднимая брызги. И я кричу от восторга.

Вот она - свобода!


13.01.10.
Bat


© Copyright: Мыш Летучий, 2010
Свидетельство о публикации №210011800434

Упражнение 2 - История с заданными словами

Летом город становится пыльным, но вместе с тем очень красивым из-за зелёных деревьев и лужаек с травой повсюду. Мы - дети - любим летом дни напролёт проводить на улице, играя в увлекательные путешествия по крышам гаражей и соседним дворам. Просыпаешься утром, не успеваешь позавтракать, а уже звонит телефон, друг зовёт гулять, встречаемся во дворе у качелей.

Во что сегодня играем? А не всё ли равно? Образы придумываются тут же, на ходу, и перед глазами возникает целый мир! Фантастический, прекрасный и ослепительный! Бежим за дом, где спуск к реке и гаражи, и путешествие начинается! Вот в эту яму ни в коем случае нельзя упасть! Там, на дне, острые колья, которые проткнут тебя насквозь. А тут - бездонная пропасть, которую нужно преодолеть, по узкому опасному краю вдоль забора. Осторожно, не упади, друг, держи мою руку! И мы пробираемся всё дальше, в глубь чащи джунглей, через моря и пустыни, не видя перед глазами гаражей, заборов и домов реальной жизни.

Наконец, мы устаём. Но как не хочется домой! Голод урчит в желудках, но мы не идём домой к мамам, мы продолжаем игру. Правда, немного необычно. Мы решаем устроить пикник прямо во дворе! На секунду забегаем домой, берём пару покрывал, пока не видят мамы, и несёмся в соседний двор. Там мы ходим по квартирам, стучимся, а когда нам открывают дверь, начинаем жалобно рассказывать, как мы шли через леса и устали, и хотим кушать. Добрые люди выносят нам: кто баночку с квашеной капустой, кто банку печенья, кто пончиков. Во дворе, прямо на детской площадке, мы расстилаем покрывала, выкладываем еду - устраиваем привал. К нам подходит друг и спрашивает, можно ли с нами. Но мы отвечаем - нельзя, потому что его не было с нами в догом путешествии, а мы очень устали и нам нужно поесть. Мы - дети. Мы не знаем, что такое ложь, лицемерие, предательство. Наши души ещё чисты от всех гадостей мира. Мы просто играем.

Вскоре, во дворе появляются, потерявшие нас мамы. Они видят в наших руках еду и покрывала. Мы рассказываем как играли. Мамы ругаются на нас, но мы не понимаем почему. Мы - дети. Мы просто играем.



24.03.2013
воскресенье
14.48


© Copyright: Мыш Летучий, 2013
Свидетельство о публикации №213032400967

Стихи посвящаю одному своему другу. с кем мы провернули в Питере одно классное дело

«Кто там в плаще гуляет пестром,
Сверля прохожих взглядом острым,
На черной дудочке свистя?..
Господь, спаси мое дитя!»

Большая в Гамельне тревога:
Крыс развелось там страсть как много,
Уже в домах не счесть утрат.
Перепугался магистрат.

И вдруг волшебник — плут отпетый —
Явился, в пестрый плащ одетый,
На дивной дудке марш сыграл
И прямо в Везер крыс согнал.

Закончив труд, у магистрата
Волшебник требует оплаты,
А те юлят и так и сяк:
«За что ж платить-то? За пустяк?

Велик ли труд — игра на дудке?
Не колдовские ль это шутки?
Ступай-ка прочь без лишних слов!»
И хлопнул дверью Крысолов.

Меж тем, от крыс освобожденный,
Ликует город возрожденный,
В соборах — господу хвала! —
Весь день гудят колокола.

Пир — взрослым, детворе — забава.
Но вдруг у северной заставы
Вновь появился чудодей,
Сыграл на дудочке своей,

И в тот же миг на звуки эти
Из всех домов сбежались дети,
И незнакомец, всей гурьбой,
Увел их в Везер за собой.

Никто не видел их отныне,
Навек исчезнувших в пучине.
Река бежит, вода течет.
Какой ценой оплачен счет!..

Когда в товарищах согласья нет,

На лад их дело не пойдет,

И выйдет из него не дело, только мука.



Однажды Лебедь, Рак да Щука

Везти с поклажей воз взялись,

И вместе трое все в него впряглись;

Из кожи лезут вон, а возу все нет ходу!

Поклажа бы для них казалась и легка:

Да Лебедь рвется в облака,

Рак пятится назад, а Щука тянет в воду.

Кто виноват из них, кто прав, - судить не нам;

Да только воз и ныне там.

(басня "лебедь рак и щука", басня Крылова)

Не в крОви фишка, вопрос не в генах,
Мы сами строим все эти стены,
Мосты наводим и их взрываем,
Мы сами падаем и - вырастаем.

Не с тем себя сравнивай, кто смелее,
Быстрей, улыбчивее, наглее -
А сам с собою.
Вот это - мера:
Твоя надежда, любовь и вера,

Ничьи иные. Ничто иное.
Из жизни прочих всех пена смоет -
Ты остаёшься - другим иль прежним,
И Смерть за горло берётся нежно,

А что ты сможешь тогда ответить?
"Я лучше Васи и круче Пети"?
Она смеётся - мерцают звёзды.
Менять себя никому не поздно.

(с) Эйрун и Соавтор

[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть это изображение]

Что останется миру от нас ото всех?
Колокольчиком чистый разносится смех,
Поднят меч, в сердце насквозь пробита дыра,
Для кого-то - война.
Для кого-то - игра.

Остаётся лежать мёртвой грудой металл.
Все, кого ты любил, всё, чего ты желал,
Погребённое временем, меркнет во тьме -
Это страшно.
Но страшно не нам -
и не мне.

В пыль рассыплются свитки, сгорят, пропадут,
Расточит себя память в горячем бреду,
И в расколотой чаше нет больше вина...
Ничего.
Её прежде допили до дна.

И потомки, что снова пойдут по земле,
Не рассмотрят сокрытое в тлене и мгле,
Не получат слова из истлевших в пыль строк...
Но увидят
растущий
на пепле
цветок.

Только жизнь может жизнь отразить сквозь века,
Чтобы знамя с земли подхватила рука,
Чтобы солнце вставало на новой заре -
Чтобы мы
снова жили
на этой игре.

(с) Эйрун и Соавтор